Исчезнувшие деревни ивановской области. Ивановская область.История Ивановской области

Добрый день! Огромное спасибо за сообщение! Ссылка, которую Вы дали на статью "Пока живу, буду помнить" - это мои родные, моя тетя и бабушка Вера (родная сестра моей бабушки Анны. отрывок из письма которой в статье тоже есть). Из этой статьи выясняется, что как таковой деревни не существует уже давно, может быть деревня Ярумино, которая сейчас в яндексе - другая деревня? Скорее всего, на карте 1941 года и есть та самая деревня Ярунино, точнее, ее остатки. Еще по документам допросных листов НКВД (моей прабабушки) уточню, что ее семья жила именно недалеко от Кохмы. Вроде бы все сходится. Еще помню, что много было Шуваевых в той деревне по рассказам бабушки, и все друг другу приходились родственниками. След других Шуваевых, наверно, теперь не найдешь. Огромное спасибо за информацию и ссылки!!!

Нажмите, чтобы раскрыть...

Елена, не возражаете, если выложу полный текст статьи?

Пока живу, буду помнить...
Эхо ГУЛАГа
Фамилия Галины Ивановны Шуваевой известна читателям нашей районной газеты - несколько лет она работала в штате редакции. Нередко для своих публикаций выбирала тему политических репрессий, рассказывала о судьбах пострадавших. А о своей собственной молчала. Хотя история ее семьи тоже имеет свои трагические корни. Дело в том, что Галина Ивановна родилась 3 мая 1946 года в КазЛАГе.
Дома у нее собран значительный архив из документов, фотографий того страшного времени. Для чего?
- Я считаю,- сказала Галина Ивановна, - мои дети, будущие внуки и правнуки должны знать свои корни, историю своего рода. Для меня подошел уже тот возраст, когда я должна подумать о духовном - оставить детям память, рассказать правду о прошлом. Вот соберусь с силами и засяду за рукопись.
Мне Галина Ивановна предложила прочесть прошение ее младшей тети Давыдовой Анны Федоровны, написанное в 1968 году, и направленное в областную прокуратуру г.Иваново. В нем просьба о пере- Смотре судимости матери и двух сестер, осужденных по ст.58-10, ст.58-11. На мой взгляд, оно заслуживает интереса своим изложением, поскольку на многое проливает свет. Вот оно.
«Прошу пересмотреть судимость моих родственников, осужденных Особым Совещанием при НКВД по ст, 58-10, ст.58- 11.
Мать, Шуваева Мария Петровна, 1880 года рождения, арестована в 1937 году, осенью, в г. Кохме Ивановской области, осуждена в феврале 1938 года сроком на 5 лет.
Старшая сестра, Шуваева Вера Федоровна 1911 года рождения арестована осенью 1937 года в г.Кохме, осуждена в феврале 1938 года сроком на 5 лет.
Средняя сестра, Шуваева Елена Федоровна, 1915 года рождения, арестована в 1936 году в г.Кохме, осуждена сроком на 3 года.
Мать моя из крестьян. Отец ее рано умер, и семье пришлось работать на богатых людей. Затем ее насильно выдали замуж за моего отца. В памяти встает мое детство в деревне Ярунино Кохомского района Ивановской области. Отец, Шуваев Федор Михайлович, очень строгий, верующий человек, тоже неграмотный. Мы боялись его, даже взгляда. Нас из дома на улицу гулять не пускал, в доме ни смеха, ни улыбки. Ко всей своей религиозности, он был еще очень больным. Отравился - газами еще на германской войне, дышал, как будто сто мехов сразу.
Отец воспитывал нас в богобоязни. Без молитвы мы не вставали и не ложились, не садились за стол. Он заставлял нас читать священные книги, молиться, петь божественные стихи, особенно меня, так как голос был хороший. Средняя сестра, Елена, переписывала молитвы, так как писала лучше. Когда отца не было дома, мать отпускала меня на улицу к ребятишкам, но наказывала: «Как увидишь в конце деревни отца, пулей домой».
Семилетнее образование, а затем и десять классов я закончила благодаря своей матери, которая ослушалась отца и отдала меня учиться в город. Отец же говорил: «Мы и неученые проживем».Мама на своих плечах носила продавать молоко от своей коровенки за 10 километров на базар, чтобы оплатить мне квартиру и купить какие-нибудь обутки.
Старшие сестры смогли закончить только начальную школу, хотя им тоже хотелось учиться. Я становилась взрослее и все чаще неповиновалась отцу. Тринадцати лет я потихоньку убегала на улицу и, когда отец обнаруживал это, попадало мне и матери- .Он хотел отгородить меня от «нечестивого» мира. В коллективизацию отец мой в колхоз не пошел, так как работать совершенно не мог, а старшие сестры уже работали на производстве в Кохме. Помню, пришел он с деревенской сходки и сказал: «Какой из меня работник...» Отец действительно еле двигался по дому. Он решил переехать в город и там полечиться. Сдали в колхоз амбар, овин, сарай, лошадь. Дом перевезли в Кохму, это было, кажется, в 1935 году. Приезжали к отцу «братья по духу», как они себя называли: сестры Шитовы, И.Корчагин и другие. Они были грамотными, читали Библию, отец их слушал и заставлял слушать нас. Эти люди в большинстве случаев нигде не работали, а только вели наставления о Боге. В г.Кохме сестры работали на фабрике, постепенно втягивались в общественную жизнь. Я поступила учиться в ФЗУ, вступила в комсомол. Мать об этом знала, отец, конечно, нет. Его положили в больницу и сделали операцию. Состояние его ухудшилось, и в 1936 году он умер. При его кончине была средняя сестра Елена, которую он попросил сообщить о похоронах И.Корчагину. Она выполнила последнюю просьбу отца, дала телеграмму, за что ее и осудили.
Похороны были с божественными стихами. Я шла за гробом и думала: с похоронами отца будет похоронена вся эта религиозность нашей семьи.
Ночью к нам пришли и арестовали оставшихся ночевать, в том числе взяли И.Корчагина. Когда узнали, что Елена давала ему телеграмму, пришли и за ней.
Осенью 1937-го арестовали мою мать и старшую сестру. Я в свои 17 лет осталась одна.

После ареста средней сестры меня вызвали в Иваново. Начальник МГБ Новиков стучал по столу и кричал: «Ты комсомолка и не пришла, не сказала, что у вас в семье идет агитация против власти» и т.д. Поздно ночью меня отпустили.
По дороге в лагерь мать заболела, ее положили в больницу в Сызрани. Там, видимо, заменили лагерь на ссылку в г.Джамбул, так как признали у нее рак желудка. В 1938 году, летом, я приехала жить к матери. И здесь начались мои новые мучения с устройством на работу. Неправду говорить я не умела. Говорила, что у меня сюда выслана мама по статье 58. Услышав такое, на работу меня не брали под разными предлогами. В отчаяньи я не знала, что делать, воровать не умела, умирать рано.
Написала письмо на имя секретаря ЦК комсомола Косарева. Ответ был быстрый на Джамбульский горком комсомола: «Немедленно трудоустроить и доложить». Все зашевелились и устроили меня работать в центральную сберкассу. Одновременно я училась в вечерней десятилетке.
Через некоторое время по радио сообщили, что Косарев враг народа, его расстреляли. Я снова замкнулась в себе, было что-то непонятное.
Однажды в разговоре с мамой о ее аресте она мне сказала, что ей предложили отречься от Бога, тогда ее отпустят. Но сделать этого она еще не могла. Мать моя умерла в 1941 году от рака желудка.
Началась война. Вся наша оставшаяся семья в какой-то мере участвовала в разгроме врага. Я отдала самое дорогое - жизнь мужа, который погиб на фронте, а я осталась с маленьким сыном на руках.
У средней сестры Елены муж не выходил с завода - ремонтировал паровозы. Елена вязала носки, варежки для фронта. Старшая сестра Вера выращивала скот в степях Караганды.
Не могу умолчать о своем муже. В то тяжелое время, когда жены отказывались от мужей, дети от отцов, мой муж не упрекнул меня ни единым словом, хотя с его стороны не было судимых, а у меня целых трое. Он очень много имел из-за меня неприятностей, поскольку был работником горкома партии. И при очередном моем увольнении успокаивал: «Ничёго, проживем.» Жаль, что он не дожил до светлых дней.
Но были и другие. Когда старшая сестра Вера приехала после войны ко мне, при устройстве на работу ей отвечали: «У вас «волчий» паспорт, на работу не возьмем». Пришлось помогать, иначе она с маленьким ребенком на руках умерла бы с голоду.
Я пишу о себе, хотя меня не арестовывали. Но из-за арестов моих близких и мне пришлось перенести презрение, унижения и оскорбления.
Недавно я узнала, что И.Корчагин реабилитирован, а мы все еще виновны.
Очень и очень хочется, чтобы подобного никогда не повторилось, чтобы наши дети, внуки, правнуки никогда не пережили такого времени. Благодарю тех людей, которые вслух говорили о произволе тех времен. Это укрепляет веру в идеи Октября, и мы верим, что справедливость восторжествует.
Давыдова Анна Федоровна. г.Красноярск-28.»
Далее речь пойдет о судьбе старшей из сестер Шуваевых - Вере Федоровне, 1911 года рождения, осужденной в феврале 1938 года сроком на 5 лет. О том, что знает из уст матери и что помнит сама, рассказывает дочь Веры Федоровны - Галина Ивановна Шуваева.
- После тюрьмы маму увезли в южный Казахстан и определили в КазЛАГ. Ей было 27 лет. Осужденные жили в огромных бараках, подчинялись единому режиму, работа - ночной сон - снова работа. Мама пасла овец в степи. Заработала там массу болезней, в том числе бруцеллез. Но ей повезло: в лагере среди заключенных были замечательные врачи, которые сумели поставить ее на ноги. Потом с матерью Случилась другая беда- однажды упала с лошади и сломала позвоночник. Ее снова выходили, но травма впоследствии дала себя знать, сделав ее инвалидом.
Мама рассказывала, что среди ссыльных была очень большая взаимовыручка. Люди делились друг с другом последним - иначе голодная смерть. Женщины, работавшие на отарах, когда резали баранов, старались припрятать требуху, переправляли ее на кухню, чтобы подкормить ослабевших. Даже охранники на эти вольности закрывали глаза и в случае опасности (неожиданная проверка) предупреждали. Но не дай Бог кому-то попасться - шкуру или копыта обнаружат - все, конец. Отправят на каменоломни или на стройку, а там - гибель. На скудной пайке хлеба и баланде люди долго не выдерживали-умирали.
Особенно тяжелой жизнь в лагере была для интеллигентных людей, неприспособленных к физическому труду. Они не могли адаптироваться в тех жутких условиях и быстро погибали. Одна ссыльная актриса, не умевшая носового платка выстирать, умерла через два месяца. Ученый, находясь в стадии истощения, наелся в степи дикого лука и отравился. А моя мама-крестьянка выжила. С такими же, как сама, из припрятанной овечьей шерсти тайком вязали себе носки, варежки, шапочки, чтобы не мерзнуть. Так же, крадучись, варили мясные похлебки. И выжили.

Когда я родилась, мама уже работала ветсанитаром и была на поселении. Ей предлагали остаться в качестве вольнонаемной, но она отказалась, рвалась домой. Уехала из КазЛАГа, когда мне исполнился один месяц, не зарегистрировав там мое рождение, чтобы в свидетельстве о рождении не было лагерной отметки.
Поездом мама добиралась до Джамбула, где находились сестры. По дороге какая-то «сердобольная» тетка посоветовала ей кинуть младенца. «Зачем он тебе? Одной легче будет...» Но мама не кинула.
В Джамбуле жили у средней сестры - Елены. Но зятю свояченица с «Довеском» пришлась не ко двору, выгнал. Два месяца мама ходила по городу и просила милостыню. Питалась опавшими абрикосами, камнем разбивала косточки и ела зерна. Меня купала в арыке.
На работу ее нигде не брали, поскольку вместо паспорта - «волчий билет» - справка из лагеря. Чтобы спасти меня от голодной смерти, мама сдала меня в Дом ребенка. Сама каждый день приходила туда. Сядет на крыльцо и сидит. Ей скажут: «Уходи. Чего сидишь?»
- Мне некуда идти...
Заведующая Домом ребенка сжалилась и взяла маму на работу санитаркой. Так она с июня 1947 по сентябрь 1948-го и находилась со мной. Но душа рвалась домой, в Кохму. Меня на руки - и туда. В Кохме та же история. На работу не берут - враг народа. Но потом все-таки сумела куда-то устроиться, меня определили в круглосуточный детский сад.
Но моя мать не подозревала, какая беда ее подстерегает. Дело в том, что существовала практика: всех, кто вернулся из тюрем и лагерей, высылали в Сибирь. И вот под предлогом, что она разгласила государственную тайну, рассказав кому-то о жизни в КазЛАГе, ее арестовали и в «телячьем» вагоне увезли в Сибирь. Так она попала в Шилинку Сухобузимского района, где было определено место поселения.
А я тем временем находилась в г.Кохме. Работницы детского сада на выходные забирали меня к себе домой. Правда, за содержание государство им платило. Целых полтора года.
Все это время мама слала письма в суд, прокуратуру, требовала вернуть дочь. И представьте, меня к ней привезли. Документ об этом даже сохранился.(Галина Ивановна показала потертый от времени лист с печатью)
«Справка
Дана Шуваевой Вере Федоровне в том, что она действительно проживает и работает в совхозе ХОЗО УМВД по Красноярскому краю в должности ветсанитара. 25 июня 1950 года привезена к ней ее дочь Шуваева Галина, в возрасте 4-х лет. Директор с-за ХОЗО УМВД КК
(Рожковский)»

В Шилинку мама попала со вторым этапом. А ссыльные первого там уже обжились. И вновь прибывших встречали всей деревней - несли еду, одежду. Мать вначале жила в бараке. Но многие, стараясь устроить личную жизнь, строили себе землянки. Я это немного помню. Потом мама купила крохотную избенку, она до сих пор в Шилинке стоит (см. на снимке) Шилинка была уникальной деревней. Там жили политссыльные, и те, кто на фронте попадал в плен - всем им грозило вечное поселение, ведь никто не знал, что наступит 1954 год и придет освобождение. В неволе они создавали новые семьи, рожали детей - жизнь-то продолжалась- .Два инженера-москвича ухитрились собрать радиоприемник и по ночам слушали новости из центра, их освободили в 1953-м. Одним из первых уехал профессор-биолог из Ленинграда Маковейский. За ним приехала жена. Несмотря на то, что она формально отказалась от мужа - врага народа, но тайком пересылала ему посылки, смогла сохранить квартиру, детей.
Среди сосланных был режиссер московского театра (фамилию забыла). Так он создал самодеятельный театр из ссыльных, на спектакли сбегалась не только Шилинка, но и приезжали из соседних деревень. В Шилинке режиссера и схоронили. Как-то пошел на покос, и с ним случился сердечный приступ. Упал на муравейник, его, бедного, муравьи объели. На могилу к нему приезжала его жена из Москвы.
В Шилинке был замечательный сад, а в нем- малина, смородина, виктория, яблони. Помню, когда шел сбор виктории, в край грядки заползешь - через полметра уже объелся.
А выращивалось все это под руководством Платона Ивановича Углова, бригадира по растениеводству. Человек был замечательный, сам из крестьян. Никогда никого не «закладывал». Мы, дети, с удовольствием помогали взрослым на прополке овощей, сборе ягод, за это Платон Иванович привозил нам в поле вкусные обеды.
Было в совхозе свое тепличное хозяйство, выращивались ранние огурцы, помидоры, лук. Конечно, это шло к столу начальства, но и мы не голодали.
Виктор Иванович Алпацкий после института тоже начинал работать со ссыльными - был агрономом; управляющим. Люди шли к нему и с бедой, и с радостью, знали, что всегда поймет. А когда возникали производственные трудности, Виктор Иванович обращался к людям по местному радио с просьбой побыстрее выкопать картошку или зерно убрать, и они откликались с радостью.
В 1955 году мама снова попыталась вернуться на родину, в Кохму.Но ни в родном городе, ни в Иваново на работу ее не брали. Пришлось вернуться в Шилинку. Там она была среди себе подобных- не надо было стесняться, бояться.
Побывали мы в тот раз и в деревне Ярунино, где когда-то стоял дом деда. Сошли с поезда, а на месте домов -ямы, заросшие крапивой. Два дома уцелели. Из одного вышла старуха, сказала, что часть домов перевезли в город, другие сгорели в войну.
У меня перед глазами страшная картина. Мать останавливается перед каждой ямой и воет, как волчица. Ведь каждая яма была домом, где жила семья, и все в деревне были родней. Она подходила к одной одичавшей яблоньке, к другой, причитала, вспоминая тех, кто их посадил...
Чем больше живу, тем больше осознаю ужас того, что с нами сделали. И до конца дней помнить буду.»
Л. ДУБАКОВА
Сельская жизнь (Сухобузимское) 28 октября 2000 года

Слайд 2

Первые монастыри

В 14-15 веках в ивановском крае основаны монашеские обители: Святоезерская пустынь (г. Южа) Основан митрополитом Киприаном (болгарин по национальности) Макарий Решемский монастырь (п. Решма) 1425 г- основан Николо-Шартомский монастырь

Слайд 3

Заслуги митрополита Киприана

Он ввёл единый устав богослужения; По указанию Киприана составлен летописный свод важнейших событий, происходящих на Руси в то время

Слайд 4

Иван Дмитриевич Пожарский

Во время Смуты его отец- Дмитрий Пожарский дал обет построить в случае освобождения края от польских интервентов около Холуя монастырь. По каким- то причинам сам сделать этого не смог, а вот И.Д. Пожарский основал там Николо-Борковскую пустынь

Слайд 5

Святые люди края.

Тихон Лухский (мирское- Тимофей) прибыл в Москву вместе с князем Бельским, спасаясь от католиков. Путешествовал по монастырям нашего края, но ни в одном из них не остался. Наконец. Поселился вблизи села Копытово (рядом с Лухом),основал здесь мужской монастырь.

Слайд 6

Икона Шуйской Смоленской Богоматери.

В 1654-1655г.г в Шуе свирепствовала эпидемия, уносившая жизнь тысяч людей. Местный иконописец Герасим Тихонов написал икону. После её внесения в храм эпидемия прекратилась. Позже эта икона творила ещё сотни чудес. Икона спасала людей до начала 20 века, а затем была утрачена.

Слайд 7

Реформы Никона.

В середине 17 века патриарх Никон ввёл реформу церкви, переписав заново Новый завет. С нововведениями в религию многие были не согласны. Противников реформы Никона называлистарообрядцы. Старообрядчество широко распространено в ивановском крае. В Кинешме это Капитон Колесников, около Юрьевца- протопоп Аввакум. Они призывали людей не ходить в церковь, не читать новых божественных книг, были противниками царя.

Чтобы посмотреть презентацию с картинками, оформлением и слайдами, скачайте ее файл и откройте в PowerPoint на своем компьютере.
Текстовое содержимое слайдов презентации: Культурно-духовное развитие ивановского края 14-16 века. Первые монастыри В 14-15 веках в ивановском крае основаны монашеские обители:Святоезерская пустынь (г. Южа)Основан митрополитом Киприаном (болгарин по национальности)Макарий Решемский монастырь (п. Решма)1425 г- основан Николо-Шартомский монастырь Заслуги митрополита Киприана Он ввёл единый устав богослужения;По указанию Киприана составлен летописный свод важнейших событий, происходящих на Руси в то время Иван Дмитриевич Пожарский Во время Смуты его отец- Дмитрий Пожарский дал обет построить в случае освобождения края от польских интервентов около Холуя монастырь. По каким- то причинам сам сделать этого не смог, а вот И.Д. Пожарский основал там Николо-Борковскую пустынь Святые люди края. Тихон Лухский (мирское- Тимофей) прибыл в Москву вместе с князем Бельским, спасаясь от католиков. Путешествовал по монастырям нашего края, но ни в одном из них не остался. Наконец. Поселился вблизи села Копытово (рядом с Лухом),основал здесь мужской монастырь. Икона Шуйской Смоленской Богоматери. В 1654-1655г.г в Шуе свирепствовала эпидемия, уносившая жизнь тысяч людей.Местный иконописецГерасим Тихонов написал икону. После её внесения в храм эпидемия прекратилась. Позже эта икона творила ещё сотни чудес. Икона спасала людей до начала 20 века, а затем была утрачена. Реформы Никона. В середине 17 века патриарх Никон ввёл реформу церкви, переписав заново Новый завет.С нововведениями в религию многие были не согласны. Противников реформы Никона называли старообрядцы. Старообрядчество широко распространено в ивановском крае.В Кинешме это Капитон Колесников, около Юрьевца- протопоп Аввакум.Они призывали людей не ходить в церковь, не читать новых божественных книг, были противниками царя. Памятники архитектуры Храмы Владимира и Суздаля построены до нашествия Батыя(13 в)Никольский собор и Казанская церковь в Введенье Шуйского района.(17 в)Воскресенская церковь в Лухе(17 в)Успенская деревянная церковь в Иванове(17 в)

Приложенные файлы

Иваново в XVI-XVIII вв.

Первое упоминание об Иванове относится к 1561 году и по преданию связано с именем Ивана Грозного. Именно в этом году Иван Грозный пожаловал своей родне - князьям Темрюковичам-Черкасским. Но документ о "пожаловании" села не был опубликован ни тогда, ни позднее, и неизвестно существовал ли он. Судя по результатам археологических раскопок, поселение возникло задолго до ХVI в. Действительно достоверные сведения о селе относятся к началу ХVII в., ко времени крестьянской войны и польско-шведской интервенции. Иваново стало центром феодальной вотчины. Владельцы села в 1579 г. построили возле него мужской Покровский монастырь (на месте нынешнего Дворца искусств). Рядом с монастырем стали селиться крестьяне, и возникла монастырская слобода Притыкино (ныне ул. Крутицкая). Крестьяне села Иваново занимались хлебопашеством, ремеслом, торговлей.
В ХVII в. Иваново становится центром холщевого промысла. Изготовляли холст с помощью ручного ткацкого станка, а пряли лен крестьяне в деревнях при помощи веретена и прялки. Холсты отбеливали по берегам реки Уводь. В конце этого столетия возникает набойный промысел на холсты стали наносить рисунок. В селе Дунилово процветал скорняжный промысел. Здесь было 37 лавок, 40 навесов, 16 полков, 4 кузницы. Оживленно развивалась торговля и в Кинешме.
В первой половине ХVIII века село превратилось в крупное промысловое и торговое село. В 1705 году по указу Петра Первого в Иванове была учреждена таможенная изба для сбора в казну различных пошлин с торговли. В 1743 году село, долгое время, принадлежащее князьям Черкасским, перешло к графу П.Б. Шереметеву.

Ивановская область в XIX вв.

В период войны 1812 года население области принимало активное участие в деятельности ополчения. В селе Егорьеве Ивановского района находится могила героя войны 1812 г. генерала Е.И. Властова.
Ивановский край издревле являлся одним из центров ткачества и переработки льна в России. Уже в первой трети XIX в. за Ивановом и окружающими его селами и деревнями, за уездными городами Шуей и Кинешмой прочно закрепляется репутация текстильного края. Край производил большую часть хлопчатобумажной продукции России, его сравнивали с Англией, в то время славившейся своим текстилем (Иваново - с Манчестером, Шую - с Ливерпулем). На крупнейших ярмарках заводится «особенный ряд», названный ивановским.
К концу прошлого века, как результат бурного развития промышленности после освобождения крестьян в 1861 г., в России сложился целый ряд крупных экономических районов. Одним из них был Иваново-Вознесенский промышленный район, охватывающий северные индустриальные уезды Владимирской губернии и южные индустриальные уезды Костромской губернии. Этот фабричный край был разделен прямо по своей середине административной границей между Владимирской (Шуйский уезд) и Костромской (Кинешемский и Юрьевецкий уезды) губерниями. Граница эта возникла еще в 1778 г., когда в период царствования Екатерины II было установлено новое деление Российской империи на губернии. Она просуществовала 140 лет - с 1778 по 1918 г.
В 1871 году село Иваново и посад Вознесенский получили статус безуездного города под названием Иваново-Вознесенск. В момент образования в нём насчитывалось 48 фабрик и заводов, на которых работало свыше 10 тысяч рабочих.
В 1871 году в общем количестве предприятий, расположенных в Ивановском районе, текстильные составляли 18 процентов, но они концентрировали более 80 процентов рабочих и давали почти 90 процентов промышленной продукции. Значительная часть остальных предприятий была тесно связана с основной, текстильной отраслью: они производили оборудование, красители и другую продукцию, необходимую для производства тканей.
За период 1867-1913 гг. в текстильной промышленности края произошло сокращение числа предприятий с 357 до 243. Одновременно количество занятых на них рабочих возросло с 62 тысяч до 260 тысяч, или более чем в 4 раза. Росту крупной промышленности способствовало широкое применение паровых машин. Первые паровые двигатели появились в Иванове в 1832 году, в Шуе - в 1846-м.
Процесс концентрации промышленности и применение паровых двигателей способствовали образованию и укрупнению промышпенных центров. К 1879 году такими центрами в Ивановском крае были города Иваново-Вознесенск (49 предприятий), Шуя (38), Кинешма (4), села Тейково (4), Кохма (9), Яковлевское (5), Родники (4) и ряд других, предприятия которых были тесно связаны с текстильными фабриками Иваново-Вознесенска.
Развитию текстильной промышленности благоприятствовали и неплохие транспортные условия. Реки Волга, Ока и Кама связывали край с хлебородным юго-востоком, горнорудным Уралом, с центром России, с Балтийским и Каспийским морями.
В 60-х годах XIX века была построена железная дорога, которая дала Иваново-Вознесенску транспортный выход на Нижний Новгород, Москву, Кинешму. В итоге промышленность края получила еще более широкие возможности для получения сырья и вывоза продукции на рынки сбыта.
Иваново-Вознесенск быстро рос. Уже к 1900 году в нем было 59 промышленных предприятий, а число рабочих достигло 27 тысяч человек. Развитие хлопчатобумажной, металлообрабатывающей, химической, машиностроительной промышленности сделало Иваново-Вознесенск производственным центром крупного текстильного района.

Ивановская область во время Граждаской войны 1917 г.

Вместе с ростом промышленности росло революционное движение. Начиная с 70-х годов XIX века история отмечает всё увеличивающееся количество стачек и забастовок, все более крупные их размеры и всё большую организованность. Так, только в семидесятые годы в Иваново-Вознесенском районе произошло 12 стачек.
В октябре-ноябре 1917 года произошла всеобщая стачка текстильщиков района, совпавшая по времени с Октябрьской социалистической революцией. Стачка проходила под руководством Иваново-Вознесенской партийной организации, что окончательно предрешило вопрос о центре будущей губернии.
6-7 декабря 1917 года состоялся представительный съезд Советов, профессиональных союзов, фабрично-заводских комитетов и кооперативов городских и земских самоуправлений всего района. Съезд признал необходимым создание губернии и избрал Иваново-Кинешемский районный Совет рабочих и солдатских депутатов, которому поручил «подготовить материалы к очередному съезду как по вопросу образования новой губернии, так и по вопросу организации власти этой новой губериии». Были образованы комиссариаты труда и промышленности с центром в г. Иваново-Вознесенске, распространившие свою деятельность на территорию будущей губернии.
28-29 января 1918 года состоялся I съезд Советов рабочих и солдатских депутатов Иваново-Кинешемского района. На этом съезде было определено ядро будущей губернии, перечислены уезды, которые предполагалось включить в ее состав, и согласовано название - Иваново-Кинешемская. Второй съезд Советов Иваново-Кинешемского района объявил себя губернским учредительным съездом. Он образовал специальную комиссию по организации губернии и избрал губернский исполнительный комитет.
Ядром губернии стали те районы и уезды Владимирской и Костромской губерний, на территории которых уже полностью развернули свою работу губернские учреждения: комиссариаты труда, промышленности, продовольствия.
В середине июня 1918 года в Москву для решения вопроса об организации губернии выехала делегация во главе с М. В. Фрунзе.
Коллегия комиссариата внутренних дел 18 июня 1918 года приняла предложение ивановцев и постановила образовать Иваново-Вознесенскую губернию с центром в Иваново-Вознесенске.
В состав вновь образованной губернии перечислялись:
от Костромской губернии - Кинешемский и Юрьевецкий уезды полностью и двадцать волостей Нерехтского уезда;
от Владимирской губернии - Шуйский уезд полностью, девять волостей Суздальского и семь волостей Ковровского уездов.
Этим актом был административно объединен экономически однородный район с промышленно развитым и сильным центром - городом Иваново-Вознесенском.

Ивановская область в годы Великой Отечественной войны

22 июня 1941 года мирную жизнь страны прервало нападение фашистской Германии. Уже в первый день войны в Иванове прошли массовые митинги и собрания, на которых люди клялись не щадить сил и жизни ради защиты Отечества. В городе открылось десять призывных пунктов, но еще до получения повесток многие подавали в военные комиссариаты просьбы об отправке на фронт добровольцами.
Целый ряд воинских частей, сражавшихся на фронтах Великой Отечественной, с полным правом можно назвать "ивановскими" по своему составу. Первой из них была 307-я (впоследствии Новозыбковская) стрелковая дивизия. 14 августа ивановцы торжественно проводили ее на местном стадионе "Динамо" (ныне - стадион "Текстильщик"), а уже 22 августа часть вступила в бои на Брянщине в районе города Стародуба. В начале 1943 года дивизия участвовала в Воронежско-Касторненской операции, летом 1943 года отбивала атаки врага на северном участке Курской дуги, обороняла поселок Поныри.
332-ю (Иваново-Полоцкую) стрелковую дивизию им. Фрунзе, укомплектованную осенью 1941 года, в октябре направили под Москву. В период нашего наступления в декабре 1941 - январе 1942 годов она продвинулась на запад более, чем на 300 километров, освободив города Андреаполь, Западную Двину и 920 других населенных пунктов. В феврале 1942 года дивизию выдвинули в район города Велиж Смоленской области, где шли тяжелые бои. Неся значительные потери, она освободила город в сентябре 1943 года. В память этих событий одну из улиц Иванова назвали Велижской. Солдаты и офицеры 332-й дивизии сражались в северной Белоруссии в районе города Полоцка. За эти бои часть получила наименование Полоцкой. Свой боевой путь дивизия закончила у города Лиепаи в Латвии.
117-я стрелковая дивизия, сформированная в декабре 1941 - феврале 1942 годов, была направлена на Калининский фронт. В феврале 1944 года она взламывала оборону противника у города Невель на Псковщине, освобождала Белоруссию. В составе 1-го Белорусского фронта ивановцы взяли польский город Люблин, отличились при форсировании Вислы и дошли до Берлина.
Ядро 49-й (Рославльской) стрелковой дивизии, формировавшейся в крае в течение 1942 года, составили ополченцы Ивановского рабочего полка имени Фурманова (позднее 222-й полк). Дивизия сражалась в Сталинградской битве на окраине Сталинграда в районе завода "Баррикады". Затем были бои на Курской дуге, освобождение Смоленщины. Осенью 1943 года часть прошла по дорогам войны около 200 километров, особенно тяжелыми выдались бои за город Рославль в Смоленской области, в честь которого дивизия и получила свое название. Летом 1944 года она прошла с боями около 700 километров по территории Белоруссии и Литвы. В январе 1945 года 49-я дивизия участвовала в прорыве линии обороны противника южнее Варшавы, форсировала Вислу и Одер, штурмовала сильно укрепленный Франкфурт-на-Одере, а в конце войны ликвидировала фашистскую группировку в районе Берлина.
В Иванове начинался путь легендарной авиаэскадрильи (затем - авиаполка) "Нормандия-Неман". По соглашению между правительством СССР и патриотической организацией "Сражающаяся Франция" в конце 1942 года в Советский Союз прибыла группа французских летчиков. Базой для формирования новой части стал аэродром на северной окраине Иванова. Летчикам обеспечили приличные жилищные условия, предоставили 14 самолетов ЯК-1. В 1943 году французы уже воевали бок о бок со своими советскими товарищами по оружию.
Десятки тысяч ивановцев были награждены орденами и медалями. В. С. Гришанов и В. И. Пипчук стали полными кавалерами всех трех степеней Ордена Славы, который, как и Георгиевский крест в русской армии, вручался за особое мужество на поле боя. 34 ивановца удостоились звания Героя Советского Союза. Среди них танкист Г. П. Александров и летчик С. И. Лазарев, сапер В. И. Веселов и артиллерист М. Я. Дубровин, разведчик И. М. Лобанов и пулеметчик В. П. Антонов.
Всего за годы Великой Отечественной войны добровольцами и по мобилизации из Иванова ушли на фронт около 70 тысяч человек, из них 27 тысяч не вернулись домой.
Оенью 1941 года в период сражения под Москвой фашисты подошли совсем близко к границам Ивановской области. В связи с этим 22 октября в Иванове, как в прифронтовых городах, был создан Городской комитет обороны. Осенью 1941 года вокруг Иванова возникла целая сеть укреплений: доты, дзоты, противотанковые рвы и "ежи", лесные завалы. В городе появились многочисленные бомбоубежища на несколько десятков тысяч человек. Во дворах домов сооружались земляные щели и укрытия.
Уже в первые месяцы войны в область поступали тысячи раненых. Госпиталями стали гостиницы, школы, общежития вузов и техникумов, промышленные предприятия. 6 тысяч юношей и девушек занялись их обустройством. Благодаря таланту врачей и внимательному уходу около 90% раненых из госпиталей возвращались в строй.
В область прибыло около 100 тысяч беженцев. Еще 8 июля 1941 года для них в Иванове создали эвакуационный пункт с общежитием, столовой и больницей. Усталые, полуголодные люди получали здесь первую медицинскую помощь, жилье.
Иным стал и облик города. С наступлением темноты окна в домах и на предприятиях плотно занавешивались. Специальные дежурные обходили улицы и строго следили за соблюдением светомаскировки. На улицах стояли ящики с песком на случай бомбардировки зажигательными бомбами. Сотни ивановцев с лопатами направлялись по Лежневскому шоссе строить оборонительные сооружения на подступах к городу. С перебоями работал общественный транспорт, часть трамваев приспособили для перевозки раненых. Не хватало топлива, дома плохо отапливались.
Враг оккупировал многие основные житницы страны, поэтому возникли серьезные трудности с продовольствием. Особенно тяжелой выдалась первая военная зима. По карточкам выдавались товары первой необходимости: рабочим 600 граммов хлеба в день, так называемым "иждивенцам" - 400 граммов, детям - 300 граммов.
Украина, Белоруссия, Смоленщина, где находились многие текстильные предприятия, оказались под оккупацией, остановились и фабрики блокадного Ленинграда. Поэтому Ивановская область играла особенно важную роль в вещевом снабжении армии. Промышленность перестроилась на военный лад, фабрики стали выпускать вату, марлю, ткани для обмундирования. Швейники шили военную форму и белье, маскировочные халаты и парашюты. Только рабочие Ивановского меланжевого комбината за 1941-1945 годы дали фронту около 100 млн. метров тканей, т. е. одели 12 миллионов бойцов.
В 1943 году неподалеку от Иванова в бывшей помещичьей усадьбе, живописно расположенной на берегу Харинки, открылся Дом творчества композиторов (прежний в городе Руза Московской области был разрушен во время оккупации). В годы войны в нем отдыхали и работали М. Шостакович, С. Прокофьев, А. Хачатурян, Д. Кабалевский, Т. Хренников, В. Мурадели, Р. Глиэр, Н. Мясковский. Д. Шостакович написал здесь значительную часть 8-й симфонии, С. Прокофьев - 5-ю симфонию, Н. Мясковский - виолончельный концерт.

Ивановская область в послевоенные годы

В послевоенные годы главной задачей страны было восстановление народного хозяйства основные ресурсы и средства направлялись в те республики, края и области, по которым прошла война.
На всем протяжении своей истории Ивановская область оставалась типичным индустриальным образованием. В 1950-е - 1960-е годы бурно развивалось машиностроение и другие отрасли. В конце 1950-х - начале 1960-х годов Иваново являлось центром Верхневолжского совнархоза - крупного регионального экономического объединения на северо-востоке европейской части России.
Ивановская область - составная часть «Золотого кольца» России, на ее территории сосредоточено множество памятников истории и культуры. Наиболее значительными из них являются небольшой старинный город Плёс на Волге и посёлок Палех - родина всемирно известной русской лаковой миниатюры.
С ивановской землей связана жизнь и деятельность графов Шереметевых, поэтессы М. Цветаевой, архитекторов братьев Весниных, драматурга А. Н. Островского, путешественника адмирала Г. И. Невельского, художника И. И. Левитана, певца Ф. И. Шаляпина, ученого Н. Н. Бенардоса, отца и сына Тарковских и многих других.

Они передвигались на повозках, перевозя на них свои лёгкие жилища. Центром кочевой территории являлось родовое кладбище. В мужских захоронениях находились сверлёные каменные топоры, орудия труда из камня и кости, глиняные шаровидные сосуды. В женских погребениях была обнаружена посуда, вещи домашнего обихода, а также украшения, в том числе из меди.

Формирование Иваново-Вознесенского промышленного района

Ивановский край издревле являлся одним из центров ткачества и переработки льна в России. Уже в первой трети XIX века за Ивановом и окружающими его селами и деревнями, за уездными городами Шуей и Кинешмой прочно закрепляется репутация текстильного края. Край производил большую часть хлопчатобумажной продукции России, его сравнивали с Англией, в то время славившейся своим текстилем. На крупнейших ярмарках заводится «особенный ряд», названный ивановским. К концу XIX века , как результат бурного развития промышленности после освобождения крестьян в 1861 года , в России сложился целый ряд крупных экономических районов. Одним из них был Иваново-Вознесенский промышленный район, охватывающий северные индустриальные уезды Владимирской губернии и южные индустриальные уезды Костромской губернии .

Процесс концентрации промышленности и применение паровых двигателей способствовали образованию и укрупнению промышпенных центров. К 1879 году такими центрами в Ивановском крае были города Иваново-Вознесенск (49 предприятий), Шуя (38), Кинешма (4), села Тейково (4), Кохма (9), Яковлевское (5), Родники (4) и ряд других, предприятия которых были тесно связаны с текстильными фабриками Иваново-Вознесенска. Развитию текстильной промышленности благоприятствовали и неплохие транспортные условия. Реки Волга , Ока и Кама связывали край с хлебородным юго-востоком, горнорудным Уралом, с центром России, с Балтийским и Каспийским морями. В 60-х годах XIX века была построена железная дорога, которая дала Иваново-Вознесенску транспортный выход на Нижний Новгород , Москву , Кинешму. В итоге промышленность края получила еще более широкие возможности для получения сырья и вывоза продукции на рынки сбыта. Иваново-Вознесенск быстро рос.

Современный период

Современные границы Ивановская область приобрела в 1994 году после передачи Сокольского района в состав Нижегородской области .

Напишите отзыв о статье "История Ивановской области"

Примечания

Ссылки

Административный центр : Иваново Города : Вичуга Гаврилов Посад Заволжск Иваново Кинешма Комсомольск Кохма Наволоки Плёс Приволжск Пучеж Родники Тейково Фурманов Шуя Южа Юрьевец Муниципально-территориальное деление : Городские округа : Вичуга Иваново Кинешма Кохма Тейково Шуя Муниципальные районы : Верхнеландеховский Вичугский Гаврилово-Посадский Заволжский Ивановский Ильинский Кинешемский Комсомольский Лежневский Лухский Палехский Пестяковский Приволжский Пучежский Родниковский Савинский Тейковский Фурмановский Шуйский Южский Юрьевецкий

Республики Края Области Города федерального значения Автономная область Автономные округа

Отрывок, характеризующий История Ивановской области

– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.

Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.