Красный дом архитектор. Между ампиром и модерном: пять главных зданий Гагаринского района
Войдем в Красный дом July 3rd, 2011
Красный дом строил в 1859-1860 гг. для Уильяма Морриса и его семьи Филипп Уэбб. Планировка определялась соображениями удобства обитателей дома. Красивое рождалось как полезное. Поэтому у дома нет главного парадного фасада, как это было принято в архитектуре середины XIX века. Домом можно любоваться со всех сторон, поскольку асимметричная планировка делает важным и интересным все. Это – двор с колодцем:
Окна разной формы. Кровля подчеркивает самостоятельность объемов, из которых словно составлен дом. Горделивый флюгер с монограммой Морриса взмывает к небу:
Вот и сам колодец, из которого брали воду для хозяйственных нужд:
В Музее Виктории и Альберта хранится чертеж колодца Ф.Уэбба:
http://media.vam.ac.uk/media/thira/collection_images/2006BF/2006BF6537_jpg_l.jpg
Дом из красного кирпича Моррис строил на пути паломников из Лондона в Кентербери, среди обычного английского ландшафта, который он когда-то охарактеризовал следующим образом: «Нет неограниченных пространств, предполагающих огромные размеры… нет поражающих однообразием просторов, нет безлюдных лесов, нет неприступных гор, куда не ступала нога человека; все в меру, всего понемногу, одно с легкостью сменяется другим; маленькие речки, небольшие равнины, плоские холмы, невысокие горы…не тюрьма и не дворец, но скромный благопристойный дом» /Цитата из кн.: Н.Певзнер. Английское в английском искусстве. Санкт-Петербург. 2004, с. 92/
Структура дома, его элементы отсылают нас к готике. Это не случайно. Моррис, Берн-Джонс, Уэбб были увлечены Средними веками. Вход в дом со двора именовался «Отдых пилигримов»:
За стрельчатой аркой мы видим скамью, украшенную плиткой. Среди стилизованных белых роз встречаются плитки с девизом Морриса: «Si Je Puis" (Если я могу).
Наконец мы внутри дома. Моррис с семьей жил здесь всего пять лет. Потом дом был продан, и из первоначального его убранства сохранилось очень мало. Например, белых стен в XIX веке не было. Стены украшались фреской или обивкой из ткани. В коридоре, куда мы попали, к моррисовским временам относятся лишь дверь и окна. У двери экспонируются листы знаменитых обоев дизайнера, которые создавались в Красном доме:
Это – трогательные «Маргаритки»:
Не могу не показать другой вариант этих обоев. Уж очень хороши!
http://www.flickr.com/photos/dis-order-ed/4483395671/sizes/l/in/photostream/
Тем же 1864 годом датируется «Трельяж»:
Вот и его вариант:
http://3.bp.blogspot.com/_a1H7iZJ3LNc/SNYG1C-aHcI/AAAAAAAAAxM/t0uhLtWHQfs/s1600/william%2Bmorris-morris%26co-1864-trellis%2B5.jpg
«Уильяму Моррису суждено было стать лучшим европейским дизайнером XIX века (то есть дизайнером тканей, обоев и т.п.) именно потому, что он был англичанином и с детства глубоко понимал и высоко ценил английские традиции дизайна. Рисунки Морриса повторяют природные растительные узоры. Он так же пристально и сосредоточенно изучал деревья и цветы, как любой английский пейзажист. Но его дар заключался в умении претворить увиденное в безукоризненный орнамент на ткани или бумаге» /Н.Певзнер. Английское в английском искусстве. Санкт-Петербург. 2004, с. 125/
Стена против окон драпируется тканью, созданной по рисунку Морриса:
Правда, этот рисунок для ткани создавался много позже, в 1885 году:
http://www.artic.edu/aic/collections/artwork/47661?search_id=2
А вот как выглядят окна в этом коридоре:
Витражи выполнялись по рисункам Берн-Джонса:
Создателем очаровательных птиц и цветочков был Уэбб:
Cтаринное графство Кент в Уэссексе (центральная часть Англии) богато памятниками истории. Здесь немало мест, притягивающих внимание туристов. Но "Красный дом" Уильяма Морриса - настоящая Мекка для путешествующих эстетов. Он, как ни одно другое здание Англии, воплотил в себе духовные и художественные искания "Братства прерафаэлитов" - объединения мастеров кисти, стоявшего у истоков модерна .
Когда Моррис скончался, лечащего врача спросили о причине смерти. "Не может один человек делать работу десяти" - отвечал тот. Моррис всю жизнь работал в самых разнообразных областях. Сейчас трудно представить себе книгу по истории английской общественной мысли, литературы, живописи, архитектуры, прикладного искусства и книгоиздательского дела, не упоминавшую бы имени Морриса. Разносторонностью своих интересов он напоминал людей Возрождения.
Дворянин по происхождению, Моррис любил ручной труд и рассматривал его как высшую степень наслаждения для творческого человека. Он не делал различия между умственной и физической работой, ткал ковры, резал по дереву, сам составлял краски, конструировал мебель, во все вкладывая массу изобретательности и вкуса. От произведений его рук исходят необыкновенное тепло и энергия. Райские птицы, тропические фрукты, экзотические деревья и цветы - в рисунках на ткани мастер воплощал образы идеального города-сада. Именно такая обивка с крупными сочными лимонами украшала любимое кресло Уинстона Черчилля. Премьер-министр не расставался с шедевром Морриса даже во время поездок за океан и считал его своим талисманом.
"Мне не хотелось бы покидать этот мир, - сказал Моррис незадолго до смерти. - Он ведь удивительно радушно меня встретил". Это было правдой. Уильям родился в 1834 г. в семье преуспевающего коммерсанта. Он очень рано научился читать и без труда занимался в школе, а на досуге "проглатывал" романы Вальтера Скотта или разъезжал в игрушечных латах по лесу, примыкавшему к дому, на подаренном родителями пони. Впоследствии Моррис стал крупнейшим в Англии экспертом по средневековым рукописям и большим знатоком искусства той эпохи.
В 19 лет Уильям поступил в университет и с головой окунулся в бурную атмосферу научных, художественных и общественных споров. Только что отгремели волнения чартистов. Сытый, самодовольный, спокойный мир викторианской Англии казался незыблемым. Этот ханжеский, пуританский, чопорный период торжества буржуазности без симпатии вспоминали многие люди искусства. "Буржуа, кругом одни буржуа со своим славословием прибыли, со своей верой в собствешгую непогрешимость, со своими вкусами в литературе, искусстве, архитектуре..." - позднее напишет Моррис.
Молодой Уильям считал себя обязанным бороться против проявлений буржуазности. Он задыхался в царстве безвкусицы. Ему претили разговоры о пользе и выгоде. На первых порах студента привлекло так называемое оксфордское движение, инициатором которого еще в 30-х гг. XIX в. был богослов Джон Генри Ньюмен. Красота и духовность католических обрядов казались сторонникам этого течения способом освободиться от принципа эгоистического интереса, господствовавшего в буржуазном обществе. Одно время Моррис даже собирался пожертвовать все свои деньги на основание монастыря. Однако увлечение англокатолицизмом вскоре прошло. Он все больше чувствовал себе человеком искусства.
Университетский друг Морриса Эдуард Берн-Джонс уже решил стать художником. А сам Уильям открыл в себе поэтический талант и увлекся историей архитектуры. Они с Берн-Джонсом мечтали теперь основать некое братство на средневековый манер и начать "крестовый поход" против общества. Этот "крестовый поход" мыслился юношам как борьба за чистоту религии и искусства. Одновременно Моррис увлекся "феодальным социализмом" Томаса Карлейля - популярного в те годы историка и публициста, умно и зло критиковавшего систему понятий английского буржуа и призывавшего вернуться к средневековой организации общества.
Панацеей от всех бед Моррису казалось искусство, способное обратить мысли человека к добуржуазному прошлому. Медиевизм - возвращение к Средневековью - имел в Англии XIX столетия много сторонников. Ему отдал дань и молодой Дизраэли, впоследствии премьерминистр Англии. Медиевизм положил в основу своих теорий и крупнейший искусствовед той поры Джон Рескин, который помог формированию эстетических идеалов Морриса. Надежды аристократов вернуть себе утерянное после промышленного переворота положение и антибуржуазность демократической интеллигенции нередко вливались в те годы в единое русло медиевизма.
Моррису не стоило труда найти кружок единомышленников, напоминавший братство защитников красоты и духовности. Подобный кружок существовал уже с 1848 г. и назывался "Братство прерафаэлитов". Это было объединение молодых художников, положившее начало многим модернистским течениям в Европе. Вокруг творчества его членов не затихали страсти. Рескин горячо поддерживал прерафаэлитов, академисты же не прекращали своих нападок. Моррис тоже решил выступить в защиту прерафаэлизма и с этой целью некоторое время издавал за свои счет небольшой "Оксфордский и кембриджский журнал". Потом он и сам вступил в братство.
Молодые художники-прерафаэлиты были немного мистики, немного богема. В свое время большинство членов кружка увлекались теми или иными радикальными течениями, однако довольно скоро от них отошли и посвятили себя созданию неакадемического, т. е. "небуржуазного", искусства и выработке собственного идеала красоты, перекликающегося со Средневековьем. Моррис поступил в своеобразное послушничество к главе этого кружка - художнику и поэту Данте Габриэлю Россетти. Он мечтал рисовать, как Россетти, жить, как Россетти.
Увлечение Морриса эстетическими принципами Россетти простерлось до того, что в 1859 г. он женился на его натурщице Джейн Барден, в которой, по общему мнению членов кружка, воплотился прерафаэлитский идеал красоты.
Вернувшись из свадебного путешествия, Моррис со своим другом архитектором Филиппом Спикменом Уэббом построил себе в городке Элтоне в графстве Кент дом, которому дал название "Ред-Хаус" из-за цвета необлицованных кирпичных стен и черепицы. Не только цвет дома, но и сама манера постройки несла в себе протест против общепринятого в те годы мнения, будто стены должны быть обязательно оштукатурены, а крыша покрыта шифером.
Есть постройки, знаменитые благодаря уникальным архитектурным решениям. Славу другим принесли имена великих зодчих. "Красный дом" - слепок с уникальной личности своего хозяина: художника, поэта, социалиста и общественного деятеля Уильяма Морриса, чьей необычайной творческой энергии хватило бы на дюжину живописцев и ремесленников.
В течение пяти лет хозяин с друзьями оформляли интерьеры дома. Мебель, ковры, занавеси, витражи, покрывала для кроватей... Россетти написал для кабинета Морриса триптих на темы стихотворений Данте Алигьери. Новый подход к дому и его обстановке вызвал огромный интерес сначала в мире искусства, а затем и у состоятельных обывателей. Именно в «Ред-Хаусе» Моррис организовал мастерскую по изготовлению предметов декоративно-прикладного искусства. Это объединение называлось "Арт энд крафт" - "Искусство и ремесло".
Моррис и Уэбб создают "новое" из хорошо забытого старого - средневековый английский дом-крепость вместо аккуратного викторианского коттеджа на лужайке. Все в нем - от дверей до посуды - сделано руками хозяина и его друзей-единомышленников. Г-образный в плане дом был исключительно удобен для жизни, функционален, как сейчас принято говорить. В зависимости от назначения комнат окна имели разную форму: длинные прямоугольные, небольшие квадратные и даже круглые. В некоторые из них были вставлены витражи. Плющ увивал стены и взбирался до конька крыши. Шпиль с флюгером венчал выступавшую из общего объема квадратную башенку с шатровой кровлей. Во дворе располагался деревенский колодец.
В 1865 г. он в содружестве с другими прерафаэлитами открыл фирму "Моррис и К." по производству мебели и предметов внутреннего убранства домов, которая была призвана изменить вкусы публики. Первые два года фирма почти не имела клиентуры, и Моррису приходилось довольствоваться украшением церквей. Однако начиная с 1867 г. мебель, обои, драпировки, гобелены и другие предметы, выпускаемые фирмой, начали пользоваться большим спросом. Стиль Морриса вошел в моду. Борьба за "небуржуазное" искусство принесла неожиданные плоды. Буржуа с восторгом раскупали изделия фирмы, оставаясь, разумеется, такими же буржуа. Но людям не слишком состоятельным эти предметы были не по карману.
Конструируя мебель, Моррис ориентировался на простые формы. Достаточно взглянуть на дубовый стол из "Красного дома". Его дизайн приписывают Филиппу Уэббу и Георгу Джеку и датируют 1880-1890 гг. Очень интересен также черный стул с плетеным сидением, который предназначался для людей с самым скромным достатком. В формах этого стула прослеживается влияние дизайна деревенской мебели XVIII в. Именно в деревенском интерьере, в жилищах рабочих и ремесленников искал Моррис вдохновлявшие его мотивы дизайна, лишенные вычурности, зато обладавшие четкостью форм. Кресло-качалка из "Красного дома" - типичный образец мебели так называемых квакеров - секты протестантов, эмигрировавших из Англии в США в 1774 г.
Казалось бы, став удачливым бизнесменом, Моррис должен был забросить социалистические увлечения. Однако произошло обратное. Сколько людей искусства, начав с бунта против буржуазности, добиваются признания и расстаются с идеалами юности. Моррис воспринял успех своей фирмы едва ли не как личное поражение. Он все более тяготел к идеям об изменении самой общественной системы. В 70-х гг. XIX в. Англию один за другим сотрясают экономические кризисы. В эти годы Моррис знакомится с "Капиталом" Маркса и восторженно принимает книгу, хотя не может одолеть экономической части. Когда в самом начале 1883 г. была создана Социал-демократическая федерация, художник сразу же стал ее членом. Впрочем, призывы к немедленной революции он считал безответственными. Будучи человеком действия, Моррис разрывается между бурлящим Лондоном и "Красным домом" в Кенте.
Морриса и "Арт энд крафт" причисляют к предшественникам модерна и даже конструктивизма. Стиль Морриса, пришедший на смену блеску Викторианской эпохи, проповедовал единение творческой интеллигенции и трудящихся масс, отказ от использования колониального сырья и возврат к собственным, традиционным источникам вдохновения. Естественные цвета, неяркая природная колористика, истинно английская сдержанность и вкус - вот что отличает творения Морриса. Он сам за ткацким станком воплощал свои дизайнерские решения. Моррис стремился следовать принципу равнозначности рисунка и фона, который перешел впоследствии в орнамент модерна. "Не имейте в своем доме ничего, что бы вам не пригодилось или не казалось красивым" - таков был девиз художника. Посетители толпой повалили в "Красный дом". Бывал здесь и Чарлз Диккенс, с которым подружился хозяин. Моррис выходил к заказчикам в грязном фартуке, с испачканными краской руками. Он выглядел необычайно колоритно - невысокий, очень сильный и широкоплечий, небритый, с распущенными длинными волосами.
Спрос па продукцию мастерской Морриса подталкивает художника к открытию фабрики. Она просуществовала до конца Первой мировой войны, пережив хозяина, умершего в 1896 г. Жесткая послевоенная конкуренция привела к тому, что производство было поглощено крупнейшей компанией Великобритании "Сандерсон и сыновья". Правда, к этому времени изделия в стиле Моррисона уже завоевали славу, и производство в традициях "Арт энд крафт" было сохранено.
Дом-корабль
Ул. Большая Тульская, 2
Этот 14-этажный жилой дом называют в народе не иначе как «домом-кораблем» или «титаником». Построенное в 1981 году в стиле брутализма это панельное здание ярко выделялось на фоне старой малоэтажной застройки района. Своими внушительными размерами (400 м в длину и более 50 м в высоту), а также верхними рядами остекленных балконов, оно походило на круизный лайнер. Кстати, на верхних этажах расположены двухэтажные квартиры, которые задумывались как элитные.
Строительство велось по заказу Министерства атомной промышленности СССР. Отсюда - еще одно название этого московского дома - «дом атомщиков», а также и уникальная прочность бетонных стен, не уступающая советским атомным реакторам.
Новый дом-корабль
Ул. Киевская, вл. 3-7.
2008 год.
Торгово-офисный центр "Китеж", построенный рядом с киевским вокзалом имеет общую площадь 75 тыс. квадратных метров. Строение выделяется своей необычной формой, похожей на корабль. Создатели дома называют его «Титаником», а второе его прозвище - дом-утюг.
Дом-улей
Кривоарбатский пер., 6
Дом-мастерскую архитектора Константина Мельникова именуют «иконой конструктивизма» и по значимости для русской культуры сравнивают с Кижами и собором Василия Блаженного. В 1927 году гениальный зодчий спроектировал «восьмерку» из врезанных друг в друга цилиндров, создав в центре Москвы не просто жилой дома для себя и своей семьи, а пространство, подобного которому не было в мире. Дом, построенный без несущих опор и балочных перекрытий, пережил взрыв фугасной бомбы, был восстановлен после войны и вошел во все учебники по архитектуре.
За простоту и экономичность его стали называть дом-улей. Совсем недавно после долгих тяжб и разбирательств знаменитый дом Мельникова открылся для посещения. Гостей знакомят с архитектурными особенностями памятника, показывают фирменные шестиугольные окна, спальню с венецианской штукатуркой и раскладную «сороконожку», за которой собиралась семья всемирно известного зодчего.
Про этот дом в сообществе был отдельный пост в Москве.
Дом на ножках
Ул. Беговая, 34
Этот дом был построен в 1978 году по проекту Андрея Меерсона как экспериментальный. Главная особенность строения — двадцать пар железобетонных «ног»-опор, благодаря которым дом и получил в народе прозвища «дом на ножках», «дом-сороконожка», «дом-осьминожка» и «избушка на курьих ножках». Эти опоры сужаются книзу, что создает эффект «ненадежности» конструкции. Сам же дом словно расширяется кверху — каждый следующий из 13 этажей выступает внахлест над нижним. Главными акцентами на фасаде стали три незадымляемые лестничные шахты овальной формы.
При разработке проекта Андрей Меерсон вдохновлялся идеями Ле Корбюзье: в результате его «Дом на ножках» своими пропорциями и скошенными опорами напоминает Марсельскую «Жилую единицу». Изначально дом задумывался как гостиница для участников Летних Олимпийских игр 1980 года в Москве, а в результате квартиры в новом доме достались заслуженным работникам завода «Знамя Труда», выпускавшего самолеты Ил-12, Ил-14 и Ил-18. Отсюда еще одно его название - «Дом авиаторов».
Это не единственный «дом на ножках» в Москве: подобные можно увидеть по адресам: проспект Мира, 184/2 (напротив памятника «Рабочий и Колхозница»), Смоленский бульвар, 6/8, дом-коммуна на улице Орджоникидзе, 8/9.
«Лежачий небоскреб» на Варшавке
Варшавское шоссе, д. 125
Чтобы миновать этот дом, потребуется проехать три остановки на общественном транспорте. Самое длинное здание в Москве занимает Научно-исследовательский центр электронно-вычислительной техники (НИЦЭВТ).
Длина этого «лежачего небоскреба» составляет почти 736 метров.
Дом-слон
Д. Островцы, 14-й км Новорязанского ш.
Совсем рядом с Москвой, в деревне Островцы (Раменский район) не первый год привлекает внимание всех проезжающих очень необычный дом.
Здание построено в виде индийского слона в ярко-красной попоне, украшено небольшими окнами-ромбами и расписано сочными красками. Внутри - четыре этажа, соединенных винтовой лестницей. Автор и владелец дома Алексей Сорокин ищет покупателей: «Это куполообразное огромное помещение, где можно воплотить любую дизайнерскую фантазию. Никаких стен, никаких опорных балок — ничто вас не ограничивает».
Дом-паровоз
Ул. Новая Басманная, 2/1, стр. 1
Глядя на это конструктивистское здание, напоминающее паровоз, даже не верится, что его стены помнят Наполеона. В XVII веке здесь располагался Государев Житный или Запасный двор - склады, где хранились запасы зерна и продовольствия. По некоторым данным, для подвалов этого дворца лед доставлялся из самого Санкт-Петербурга. В 1750-1760-е годы здесь был построен комплекс в виде квадрата из четырех длинных двухэтажных корпусов. Запасный дворец - едва ли не единственное из казенных зданий столицы, переживших пожар 1812 года.
В ХХ веке Запасный дворец не раз менял хозяев и подвергался перестройкам. В 1900-е годы в здании располагался Институт благородных девиц имени Александра III: по проекту архитекторов Н.В. Никитина и А.Ф. Мейснера был надстроен третий этаж. После революции здание занял Народный комиссариат путей сообщения. В 1932-1933 годах облик здания радикально изменился. Архитектор И.А. Фомин придал Запасному дворцу конструктивистские черты: были надстроены еще два этажа, выровнены фасады, изменены формы оконных проемов, а на углу Новой Басманной и Садовой-Черногрязской улиц поднялась ввысь девятиэтажная башня с часами, из-за которой дом прозвали в народе «Дом с трубой».
Дом-яйцо
ул. Машкова, 1
Улица Машкова, расположенная недалеко от станции метро «Чистые пруды», издавна славилась своими доходными домами и постройками в стиле модерн, пик возведения которых пришелся на начало ХХ века. Но, несмотря на это, сегодня эта улица более известна благодаря современной постройке, а именно дому-яйцу.
Дом-яйцо появился в 2002 году и стал не только достопримечательностью, которую показывают туристам, но и символом всей лужковской архитектуры. Проект дома-яйца был создан архитектором Сергеем Ткаченко для родильного дома в Вифлееме, но там отказались от этой идеи. В результате дом-яйцо был возведен на улице Машкова как пристройка к новому многоэтажному дому. В доме 4 этажа и 5 комнат. На первом этаже находится прихожая, холл и сауна. На втором — кухня со столовой, комната для прислуги и санузел. На третьем — жилая комната. На четвертом — комната купольной формы.
Дом-бублик
ул. Нежинская, 13 / ул. Довженко, 6
«Дом-бублик» — первый круглый дом в Москве. Он был построен в 1972 году в районе Очаково-Матвеевское на западе Москвы в преддверии Олимпиады-80. Необычную форму дома разработали архитектор Евгений Стамо и инженер Александр Маркелов. Для строительства использовались стандартные панели, которые, для того чтобы замкнуть кольцо, ставились под углом допустимой погрешности в 6 градусов. Поэтому-то здания и получились достаточно внушительными. Найти нужный из 26-ти подъездов не так-то просто.
Согласно задумке архитекторов, в Москве должна была появиться олимпийская деревня в виде пяти домов-колец. Однако этот проект оказался дорогостоящим, и в итоге было построено только два дома. Причем брат-близнец первого «дома-бублика» появился только через семь лет, в 1979 году, за год до проведения Олимпиады-80 на западе столицы - в районе Раменки. В свое время в доме на Нежинской жили выдающиеся актеры театра и кино — заслуженный артист РСФСР Савелий Крамаров и заслуженная артистка России Галина Беляева, а также кинорежиссер, сценарист и поэт Эмиль Лотяну.
Особняк Морозова
ул. Воздвиженка, 16
Арсений Морозов много путешествовал по миру. Больше всего его впечатлила архитектура Испании и Португалии: он решил построить здание в мавританском стиле и в Москве. Но матери купца эта идея не понравилась: она считала, что вся столица будет смеяться над ее сыном. Несмотря на уговоры, в 1894 году он выделил деньги на постройку дома, который до сих пор остается одним из самых впечатляющих архитектурных сооружений Белокаменной. Проектировал дом Виктор Мазырин — близкий друг Морозова.
Веселый дом
ул. Новочеремушкинская, 60
Жилой комплекс «Авангард», известный среди местных жителей как «Веселый дом», в 2005 году построили под руководством Сергея Киселева. Двадцатиэтажное практически круглое здание раскрашено в яркие цвета.
Дирижабль
Профсоюзная улица, 64 стр.2
Жилой Комплекс Дирижабль расположен в Юго-Западном округе Москвы, в 7 минутах пешком от м.Новые Черемушки.
Центр психолого-медико-социального сопровождения детей и подростков
ул. Кашенкин луг, 7
Часто это учреждение называют школой или центром реабилитации для детей, больных аутизмом. Здание необычное во всех смыслах, так как предназначено оно для необычных детей. Архитектор Андрей Чернихов старался создать маленький мир, который поможет детям-аутистам приспособиться реальному миру за стенами реабилитационного центра.
Дом-Парус
ул. Гризодубовой, 2
Двадцатитрёхэтажный пятиподъездный монолитный жилой дом построен в 2007 году.
Это здание в народе получило много разных названий — «дом-ухо», «дом-капля», «дом-кит», «волна», «гора». Архитекторы не предполагали, что дом получится такой необычной формы. Дом начали строить по дуге окраины Ходынского поля.
Первоначально на Ходынском поле строился самый длинный в Европе дом, но уже в ходе строительства стали возникать определенные проблемы. Дело в том, что на севере от возводимого здания был расположен школьный участок, которому требовался свет, а строящаяся громадина создавала огромную тень. Это и явилось решающей причиной для корректировки проекта. Сначала предполагалось нарезать дом лесенкой, но впоследствии на смену лесенке пришла дуга, превратившая здание то ли в ухо Ван Гога (по ассоциации со знаменитым автопортретом художника), то ли в огромную махину, медленно ползущую вперёд.
Горбатый дом на Яузе
Попов проезд, 4
Arco di Sole - восьми секционный монолитный дом переменной этажности от 13 до 21 этажей построен в 2009 году компанией Интеко. Цоколь Arco di Sole облицован гранитом, а жилые этажи - керамогранитом.
Ажурный дом
Ленинградский проспект, д. 27
Дом построен в 1941 году и по сути является довольно типичным зданием для того времени. Что его выделяет из общей массы "сталинок" - ажурные бетонные решетки, которые и стали его "лицом" и сделали знаменитым.
Материал подготовили: Ольга Фурсова, Вера Монахова, Дарья Ишкараева, комментаторы этого поста
Отечество нам – Красные Дома
И стория нашего родного пространства – Красных Домов и прилегающих к ним территорий: зелёных внутренних дворов с фонтанами и аллеями, площадки над гаражами (когда-то – с беседкой), с лестницами, восходящими к этой площадке от улицы Строителей, тихого проулка между "дворами - междворья", «младшей» улицы или даже внешнего двора, тянущегося вдоль заборов Первой и Одиннадцатой школ, - словом, история этих волшебных мест началась ещё до собственного начала. Не просто прежде, чем в наши дома стали заселяться их первые жители, а даже ещё до того, как на бумаге появились первые их чертежи.
Нам обещали город-сад: От замысла к воплощению
Историю наших домов – и московского Юго-запада как особенного архитектурного явления вообще, поскольку наше пространство – органичная его часть, - можно отсчитывать по крайней мере с того времени, когда, по некоторым свидетельствам, Ле Корбюзье «предлагал советскому правительству не рушить и не перестраивать старую Москву, оставив город заповедным. А новую социалистическую Москву сразу возводить на Юго-Западе, за Воробьевыми горами, на пустом месте и по своему вкусу.» Как мы знаем, относительно старой Москвы советское правительство не слишком прислушалось к мнению знаменитого архитектора; а вот что касается второй части совета – она оказалась осуществлена с удивительной точностью, хотя и не сразу. Идее новой Москвы за Ленинскими горами пришлось дожидаться воплощения более десяти лет, - помешала война, - зато потом она воплощалась последовательно на протяжении целого десятилетия. Так что корни проекта уходят в идеи социалистического переустройства Москвы середины 1930-х.
Собственно, можно назвать точную дату начала предыстории Юго-запада: это 1935-й. Прародителем и источником его стал так и не осуществившийся Дворец Советов. Не осуществиться-то он не осуществился, зато сама его идея отбросила такую грандиозную тень, что мы живём в ней по сию пору.
Генеральный план реконструкции Москвы, принятый в том году, предусматривал, что территория города будет прорезана широкими магистралями, которые будут отходить от Дворца Советов, замысленного на месте снесённого Храма Христа Спасителя. Из центра сюда, к нам, через Лужники должны были вести два больших проспекта – тогда их обозначали условными названиями «Восточный луч» и «Западный луч». И да, эти дороги действительно проложили, - только чуть позже, - и мы знаем их под другими именами.
Активная же планировка Юго-запада началась вскоре после войны, во второй половине 1940-х; первый план этих ещё не рождённых мест, который случилось видеть автору этих строк, относится к 1949 году. Во всяком случае, именно в 1949 году было принято постановление о массовом строительстве жилья, предполагавшее, в числе прочего, что «столице необходимы высокие и красивые дома, ни в чем не уступающие западным образцам» . В связи с этим в 1951 году под руководством архитектора Дмитрия Чечулина был разработан новый план реконструкции города, действовавший вплоть до 1960 года. Этот план и определил облик нашей части Москвы: Юго-запад стал районом первой послевоенной массовой застройки, а выбрали его для этой цели потому, что условия жизни здесь были оценены как исключительно благоприятные – «расположение <…> с подветренной стороны, на высоком (свыше 80 м) берегу реки Москвы, обилие насаждений, сухость местности».
Особенность этих мест – в том, что проектирование происходило не только на уровне отдельных домов: мы имеем тут дело с целостным мышлением (даже – с мировоззрением, спроецированным на градостроительство), с проектированием среды в целом. Именно поэтому в каждом доме, в каждом дворе эта среда оставила свой ощутимый, до сих пор узнаваемый отпечаток. Улицы, пересекающиеся почти под прямым углом, образущие прямоугольные кварталы, большие дома с внутренними скверами, - почти петербургская ясность и логичность.
На материале Юго-запада послевоенная Москва старалась показать, какой она хотела бы быть, каким виделся её строителям идеальный город – ещё в середине тридцатых. Наше пространство возникало как воплощённая утопия. Как и положено утопическим пространствам, он был призван воспитывать нового человека.
Позже писали, что Юго-запад стал «пионером послевоенных градостроительных преобразований, определивших будущее Москвы.»
Это – один из тех редкостных случаев, когда утопия осуществилась… или почти.
«Юго-запад, - напишет в год пятидесятилетия нашего городского урочища (2002) Алексей Рогачёв в журнале «Квартира, дача, офис», - остался уникальным в истории московского градостроительства районом, в котором оптимальным образом совместились черты старой доброй архитектуры с гигантскими масштабами поточного домостроения. При разглядывании плана Юго-запада прежде всего привлекает удивительная, исключительная для бестолковой Москвы четкость и ясность нарезки кварталов, расстановки домов, что свидетельствует о том, что проекты градостроителей не были брошены, как то часто бывало, на полпути, а доведены до логического завершения.»
«Кварталы Юго-запада, - пишет он далее, - отличаются правильными прямоугольными очертаниями. Улицы проложены прямо, вне зависимости от особенностей рельефа. Потом за это Юго-запад дружно ругали - дескать, потребовался слишком большой объем земляных работ. Но до чего же элегантно выглядят прямые улицы и как легко ориентироваться в четкой сетке кварталов - особенно, если вспомнить запутанные, искривленные дугами переулки старой Москвы или районов новостроек 70-90-х годов. Подчеркнутые четкость, симметрия, логичность - отличительные черты планировки района. <…> Поставленные вдоль границ квартала дома надежно отделяют внутриквартальное пространство от улиц. Улицы Юго-запада выглядят парадными коридорами, а дворы замкнуты и уютны.»
Генеральный план застройки нашего района разработали сотрудники мастерской N3 Моспроекта под руководством архитектора Александра Васильевича Власова, который был её первым руководителем (1951-1955) и одновременно главным архитектором Москвы. Улица его имени и сегодня существует неподалёку, за Ленинским проспектом и улицей Вавилова.
«В мастерской Власова работали такие замечательные архитекторы, как Мезенцев Евгений Николаевич, Стамо Яков Борисович, Белопольский и Дмитрий Иванович Бурдин. Именно их коллективному творчеству принадлежат разработки большинства проектов «сталинских» домов в районе Университета.» К чертам власовского замысла принадлежало укрупнение кварталов, «равномерное размещение первичной и районной сети культурно-бытового обслуживания» и «создание свободных озелененных пространств». Нам обещали город-сад.
Строительство Университета
Роль формирующего центра, взамен Дворца Советов – о котором к тому времени уже окончательно стало ясно, что состояться ему не суждено – приняло на себя Главное здание МГУ, которое как раз тогда начало строиться на Ленинских горах. Это властное, безусловно доминирующее здание просто не способно было оставить окружающую территорию безучастной – самим своим существованием оно требовало такой её организации, чтобы она ему соответствовала.
Решение о постройке на Ленинских горах, на месте огородов и садов села Воробьёво, комплекса новых зданий для Университета было принято в 1947-м – и сразу же, под руководством архитектора Власова, началась планировка местности для него и – одновременно - для застройки Юго-Западного района.
Тут-то и пересекли наши пространства обещанные ещё в тридцатых Восточный и Западный лучи. Много позже, 30 марта 1956 года, «Западный луч» получит название Мичуринского проспекта, а «Восточный луч» - проспекта Вернадского.
Задуманное одновременно с остальными семью московскими высотками (из которых одна, в Зарядье, как мы помним, так и не состоялась) – в 1947-м - Главное Здание Университета, вершина творчества архитектора Льва Руднева, после всех подготовительных работ, начало строиться только в 1949-м. Следующими городскими зданиями – и первыми капитальными жилыми - в этих местах, средь полей и деревень, стали наши дома.
Гармония нового города. 1952г.
На территории МГУ, как свидетельствуют первопоселенцы его жилых корпусов – сотрудники Университета и члены их семей,- вполне можно было жить, не покидая её пределов. Там с самого начала были устроены магазины, прачечная, химчистка, парикмахерская, бассейн, кинотеатр, концертный зал, библиотека, столовые… Подобием этого самодостаточного комплекса были в своём начале и Красные Дома – их вызвало к жизни то же градоустроительное мышление (да и неудивительно – ведь вокруг, кроме деревень, не было ничего). Ни один из домов, строившихся в окрестностях Домов позже, не был снабжён минимально необходимым набором магазинов, в наших же Домах он был устроен почти изначально: продовольственный магазин в д. 6 кор. 4, булочная в д. 6 к. 7, овощной в д. 4 кор. 2 (в этом же корпусе, кажется, была парикмахерская) и универмаг в д. 4 кор. 4. Насколько автору этих строк, родившемуся в 1965 году, известно по рассказам, эти магазины открывались постепенно – не знаю точно, в каком именно порядке. Все они (кроме булочной, закрывшейся где-то в семидесятых, если не в шестидесятых, - во всяком случае, у меня памяти о ней уже не осталось, - её сменило охотничье общество) счастливо дожили до конца советской власти, а некоторые из них надолго её пережили. Последним под напором перемен пал универмаг, закрывшийся, кажется, на рубеже 2010-х годов.
Массовое строительство на Юго-западе началось в 1952-м. Имя «Юго-запада» носили в ту пору два ряда кварталов, замышлявшихся слева и справа вдоль будущего Ленинского проспекта от нынешней площади Гагарина до улиц Крупской и Гарибальди.
1956г. Проект планировки кварталов (справа налево) ¦ 25, 2, 1, 13 и 14 Юго-Западного района
«В ходе проектирования. – писал Алексей Рогачёв, - каждый квартал еще не существующего Юго-запада получил свой номер, причем порядок нумерации составлял, очевидно, секрет проектировщиков. Так, движущемуся от центра путешественнику на правой стороне Ленинского проспекта сначала встретится квартал с номером 25 , потом пойдет номер 2, за ним 1, а дальше вдруг объявятся 13 и 14 кварталы.»
Так вот, нашему кварталу – Красных Домов – достался номер 13 (нам ли сомневаться, что он был счастливым!).
И это при том, что построен он был самым первым.
Сотворение мира. Дома на семи ветрах
Красные Дома – по своему официальному имени дома серии II-02, - «один из самых ярких и классических ансамблей советской архитектуры середины 1950-х», были построены по проекту архитекторов Д. Бурдина, М. Лисициана, Г. Мельчука, М. Русановой, Ю. Уманской, инженеров Б. Львова, А.Турчанинова, В. Телесницкого, разработанному в мастерской №3 Моспроекта под руководством архитектора А.В. Власова, - там же, где, как мы помним, разрабатывался генеральный план застройки всего Юго-Запада. Тип дома – панельно-кирпичный; стены кирпичные, перекрытия бетонные – «круглопустотные плиты по железобетонным ригелям». В каждом по восемь этажей. Высота жилых помещений – 3 м, квартиры – однокомнатные, двухкомнатные и трёхкомнатные. Город распространения – Москва. То есть, в других советских городах такие дома не строились. Это московские «эндемики», местные экзотические растения.
Позже по тому же проекту были построены три младших брата-близнеца нашего двудомья. Это - дом 6 кор.1-3 по улице Куусинена, недалеко от метро Полежаевская (1956-57, по другим сведениям - 1955), дом № 17 по улице Бориса Галушкина в районе ВДНХ (1956-57, тогда улица называлась улицей Касьянова) и, наконец, д. 4 по улице Пырьева (1960).
Из серии «Красных домов» наши дома – не просто самые ранние (1952-54): в них исходный проект осуществился полнее всего. Дом на Галушкина - один, на Куусинена выстроили только торцевую часть, выходящую на улицу, без замкнутого двора, на Пырьева – и вовсе одно крыло. И только у нас – два обращённых друг к другу, симметричных друг другу дома с ясно распланированными дворами, с внутренними аллеями и фонтанами.
Почему, собственно, красные? В 1952 году, когда дома начали строить, производство керамических плиток для облицовки фасадов зданий были еще на стадии эксперимента. Инженер А. Мелий предложил одну из технологий её изготовления, по которой и изготовили нашу красную плитку – названную, понятно, плиткой Мелия. Покрыли ею фасады первых четырнадцати жилых корпусов Юго-запада – это и были наши дома, по семь корпусов в каждом. Но век красной плитки оказался совсем недолог. Уже через пару лет стали выпускать плитку только розовато-бежевого цвета, который и господствует на просторах Юго-запада.
Итак, Дома, начавши строиться в 1952 году, в 1954-м уже заселялись.
«Мы, когда въехали, квартиры можно было выбирать», - вспоминает мама автора. (Решающим аргументом при выборе, как рассказывала она же, послужило то, что ей, в то время десятилетней, понравился номер квартиры, - он совпадал с номером квартиры её лучшей подруги на улице Горького.) «Когда нам дали "смотровую" (ну и слово!), мы приехали всем семейством и самым большим потрясением для меня была мойка на кухне. С краном. Два крана с водой в квартире! У нас! А еще мусоропровод.»
Новые горизонты
Зато вокруг не было ничего. Ближайшие дома стояли у Калужской заставы (сегодня мы знаем её как площадь Гагарина). Точнее говоря, далее, вдоль Калужского шоссе к началу 1950-х годов стояло ещё несколько капитальных сооружений – здания ВЦСПС и институтов Академии наук. Но всё это было, во-первых, изрядно далеко, а во-вторых, не слишком вовлечено в повседневную жизнь первопоселенцев Красных Домов. Их – получивших тогда же в местном речевом обиходе имя «домов на семи ветрах» - окружали открытые пространства. Пустыри, огороды…
Местность была холмистая, овражистая, болотистая. Рассказывают, что перед нынешним домом преподавателей МГУ (Ломоносовский, 14) текла река, - скорее всего, это была река Кровянка, получившая своё зловещее имя от находившихся в довольно дальних окрестностях боен (действительно, на старых картах ещё в 1930-е годы встречается топоним «Живодёрная слобода», восходящий к XIX веку, - в районе теперешней площади Гагарина), позже её убрали в трубу.
На месте парка перед Детским музыкальным театром имени Натальи Сац был – как ни удивительно это теперь - огромный овраг. Здесь, - вспоминают старожилы, - зимой катались на санках и лыжах, а весной овраг заполнялся водой, и дети плавали на плотах. (Те, кто рос позже, могут только тихо завидовать этому.)
На месте цирка, построенного в 1971-м, в начале 1950-х стояли бараки строителей Университета, большая столовая для них - и фанерная стрелка-указатель – в сторону МГУ и Киевского вокзала - с надписью: «Дорога на Москву» .
Похоже, настоящей Москвой здешние места себя тогда ещё не чувствовали.
А по ту сторону нынешнего Ленинского проспекта, который тогда назывался Калужским шоссе, ещё долго-долго стояло село Семёновское (тогда – Ленинского района Московской области). В черту Москвы оно вошло только в 1958 году, в 1950-е – 1960-е стало сливаться с застройкой Новых Черёмушек. Исчезало оно медленно. Рассказывают, что ещё в семидесятые горожане покупали у жителей села молоко; в пятидесятых, свидетельствуют старожилы, молоко, картошку и другие плоды сельского труда крестьяне носили продавать по квартирам. Последние дома Семёновского, в районе Воронцовских прудов, были разрушены только перед Олимпиадой-80 . Многие из нас их ещё помнят.
Место, между прочим, с глубокой исторической памятью. Известна точная дата его первого упоминания: 1453 год (к этому году относится духовная грамота великой княгини Софьи Витовтовны, которая отдавала своему внуку Юрию село Воробьёво с Семёновским). По старому Калужскому шоссе пришёл в Москву – а потом отступал из неё – Наполеон. Интересно, что здесь была построена едва ли не последняя из каменных православных церквей, возникших на территории современной Москвы при советской власти – Троицкая, - в 1924 году. До 1938-го храм оставался действующим, но в целом жизнь его оказалась очень недолгой. В нём устроили фабрику игрушек, с начала Великой Отечественной войны и до 1946 года – склад, и, наконец, в 1950-х, во время застройки территории Семёновского, - уничтожили.
Окресности
Мама автора этого текста вспоминает о сельской жизни своего детства следующее: «<…> мы любили делать вылазки на турнепс. За Красными домами еще ничего не было и расстилались необозримые поля с растущим на них каким-то корнеплодом. Все это охранял дядька на лошади. Зачем нам был нужен этот корнеплод, не представляю. Свекла это была сахарная или нет, корм какой-то для скотины. И мы, как настоящий скот, это ели и еще находили в этом удовольствие. Дядька, увидев нас, устремлялся на этой лошади к нам, чтобы изловить, и мы бежали от него, как ненормальные. Сказать, чтобы это было от голода, было бы искажением исторической правды. В наших коммуналках никто не голодал.»
«А вокруг, - вспоминает жительница возникшего чуть позже дома № 18 по Ломоносовскому, - была гигантская стройка и непроходимая грязь от нее. Родителям надо было ездить на работу, а мне в школу, т. к. учебный год еще не закончился. Утром мы одевали резиновые сапоги, в сумки брали туфли, ботинки и выходили и дома.» (Мама автора текста, жившая в красном доме № 4, тоже вспоминает, как ходили через грязь по доскам, причём даже в наших дворах. Когда в доме № 6, то есть совсем рядом, открылась булочная – до неё добирались именно таким образом.)
Трамваи на станции м. Университет
Трамвай пустили в 1955-м (линию проложили на участке будущего Ломоносовского проспекта между будущей улицей Вавилова и будущим же проспектом Вернадского, который в то время только застраивался – застроен он был в основном в 1955-1957 годах), троллейбус – в 1957-м. До этого с большим миром наши края связывал единственный автобус - № 23, причём около наших домов у него была конечная остановка. К тому моменту, когда автобус добирался до нынешнего Ломоносовского, 18, он оказывался уже так забит, что сесть в него было почти невозможно. Ходил он по тогдашнему Боровскому шоссе до Киевского вокзала, - соответственно, ближайшей к нам станцией метро была «Киевская». «Маршрут автобуса, - вспоминает жительница дома № 18, - проходил по маршруту автобуса N 119, который курсирует в настоящее время. По пути мы проезжали несколько деревень (в районе ул. Дружбы и Мосфильмовской ул.). Наконец, доехав до Киевского вокзала, мы переобувались в чистую обувь и уже на метро добирались до места назначения.»
Лужнецкий мост через Москва-реку со станцией «Ленинские горы», ныне «Воробьёвы», был открыт в 1958 году, а наша станция «Университет» - 12 января 1959 года.
Среднюю общеобразовательную школу №11 открыли 1 сентября 1955 года, близнеца её, школу № 1 (теперь у неё № 118) – в 1956-м. Пока их не было, дети из наших домов ходили учиться за будущий Ломоносовский проспект (тогда – «Проезд № 726») в школу № 14 (женскую) и другую, близнецовую с ней, мужскую (которую закончил, в частности, дядя автора текста). Когда построили «наши» школы, как раз началось совместное обучение. Наша мама вспоминает: «В школу мы пошли в 14-ую. Ходить надо было далеко. Асфальта не было и грязь по колено. Это был 4 класс и мы впервые стали учиться с мальчиками. А на следующий год у нас уже построили 11-ую перед домом. Я в нее перешла, а дядя Валя нет. Он всегда делал наоборот.»
Улицы Строителей тоже ещё не было. Наши дома числились по Боровскому шоссе. Даже не дома, а корпуса – вместо номера дома - "блок А и блок Б..." без номера дома; отсчёт начинался со стороны нынешнего 6-го дома – и почему-то с номера 12. Корпус, где пишу эти строки я, был тогда 25-м, - последним, мы жили на краю Ойкумены. Номера корпусов были крупно написаны на стенах белой краской. Ещё в 80-х годах некоторые из этих цифр были видны.
Обрастание пространством. Остывание сложности
Ломоносовский проспект
Юго-Запад строился от периферии к центру. Кварталы 1 и 2 между Ломоносовским и Университетским проспектами, считающиеся центром Юго-Запада, начали строиться позже Красных Домов. Через год после начала строительства Домов, в 1953-м, когда они уже понемногу заселялись, началось строительство огромного Дома преподавателей МГУ (архитекторы Я. Белопольский, Е. Стамо, инженер Г. Львов), достроенного в 1955-м, - младшего брата московских высоток, во многом похожего на них внутренней планировкой и внешним оформлением. Теперь это дом № 14 по Ломоносовскому проспекту.
Окрестными улицами – и их именами – наш 13-й квартал обрастал очень постепенно. Ломоносовский проспект появился на карте города в 1956-м. Часть его прошла приблизительно по трассе бывшего Боровского шоссе, до 1956 года она носила условное название «Проезд № 726». В 1961-м Ломоносовский проспект проложили до Мосфильмовской улицы и соединили с улицей Минской.
Ленинский проспект, строившийся как образцовая транспортная магистраль, получил имя решением Моссовета от 13 декабря 1957-го, в честь сорокалетия Октябрьской революции. Он вобрал в себя Большую Калужскую улицу - от Калужской площади до Калужской заставы, новопостроенный участок от Калужской заставы до Боровского шоссе и часть Киевского шоссе - от Ломоносовского проспекта до тогдашней границы города.
Ещё в конце 1930-х от Калужского шоссе по трассе будущего Ленинского прошла дорога в аэропорт Внуково, позже названная Киевским шоссе. Участок проспекта от Калужской заставы (нынешней площади Гагарина) до Ломоносовского проспекта был застроен к 1957 году, от Ломоносовского проспекта до улицы Кравченко - в 1959-м. Далее проспект рос уже вместе с нашим поколением: от улицы Кравченко до Лобачевского он протянулся в 1966-м, от Лобачевского до Миклухо-Маклая - в 1969-м и, наконец, от Миклухо-Маклая до МКАД - в 2001-м.
Проспект Вернадского, бывший Восточный луч, появился 30 марта 1956-го. В 1958 году Лужнецкий мост соединил его с Комсомольским проспектом, а с другой стороны он был продлён продлён до 4-й улицы Строителей, которую мы теперь знаем под именем Кравченко.
Улица Строителей
И только в 1958-м обрела своё почти сегодняшнее имя наша улица - улица Строителей, названная в честь строителей Юго-запада. Как раз к этому времени её нечётная сторона была почти достроена. Тогда она была Первой (и оставалась ею до 1970 года). Вторая улица Строителей позже (1963) станет улицей Крупской, Третья – улицей Марии Ульяновой (1963), а Четвёртая – улицей Кравченко (1960).
Вообще, наши дома довольно долго оставались одинокими.
Позже возникли два корпуса дома № 8, на памяти нашего поколения – самой ранней – ещё бывшие жилыми. (В первом корпусе сейчас «Газпром», во втором, сменившем многих владельцев, – не только Следственный комитет, но и замечательная библиотека № 183 имени Данте Алигьери.) Дом № 9/10 по проспекту Вернадского (до сих пор помнится как «Рыба-Кулинария», хотя уж ни «Рыбы», ни «Кулинарии» в нём давно нет) был построен в 1957-м.
В том же году появились пятнадцатый и девятнадцатый дома по Ломоносовскому проспекту – тоже дома-близнецы, как и наши, просто это меньше бросается в глаза. Они были построены по одному типовому проекту (наш проект – скорее, штучный, воспроизведённый в Москве считанное количество раз), доработанному коллективом под руководством Е. Стамо специально для Юго-запада (в этот коллектив входили также И. Катков и А. Ивянский). Пятнадцатый был построен для членов Союза писателей СССР, девятнадцатый – для сотрудников Госплана.
Дома № 70/11 и 72 по Ленинскому – тоже если и не близнецы, то родные братья: над ними работала одна команда архитекторов.
Кинотеатр "Прогресс"
В 1958 году, по адресу Ломоносовский проспект, дом 17, был построен Кинотеатр Нашей Жизни: «Прогресс», само имя которого было упругим, горячим, молодым, обещавшим жаркие впечатления и вообще интенсивность жизни. У него есть два брата-близнеца – младших, построенных чуть позже: «Ленинград» на Новопесчаной улице и «Рассвет» на улице Зои и Александра Космодемьянских. Авторы проекта - архитекторы Е. Гельман, Ф. Новикова, И. Покровский, инженер М. Кривицкий.
В Москве конца пятидесятых наш «Прогресс» был знаменитостью. Он, как писал в уже упоминавшейся статье Алексей Рогачёв, стал первым в городе кинотеатром, выстроенным в остросовременной для того времени форме коробки. «Сделать здание запоминающимся помогли три элемента: облицовка в косую клетку - красным и желтым кирпичом, огромная ниша над входом, предназначенная для размещения афиш демонстрируемых кинофильмов и стеклянная "подрезка" снизу, создававшая впечатление, что основной объем здания висит над пустотой.»
Некоторое – недолгое, но яркое – время Юго-запад был территорией архитектурного прорыва, смелого, даже дерзкого (и притом, как мы видим и по нашим домам, вполне вписанного в традиции) архитектурного мышления.
1955г. Строится дом 72
Архитектурное развитие района можно описать как «остывание сложности». Постепенное упрощение, стадии которого мы можем наблюдать по стоящим здесь домам. «Верхнюю» точку процесса образуют Красные Дома, следующую стадию – дома 70 и 72 по Ленинскому, затем – дом № 9 по проспекту Вернадского и №№ 15 и 19 по Ломоносовскому. В этих последних, построенных в 1957-м, уже чувствуются шестидесятые с их аскетичными поджарыми формами: никакой лепнины, никаких торжественных арок.
Наши дома были замыслены и начали строиться на самом излёте «сталинского ампира» (точнее, советского монументального классицизма) - в самой, пожалуй, кульминационной его точке. Они успели воплотить в себе все его характерные черты: медленную пышность, крупную тяжеловесность, подробные украшения. Каждый из них - дом-церемония, дом-праздник, дом-собрание цитат из того в мировой архитектуре, что принималось за наиболее значимое. Немного дом-дворец.
Советский монументальный классицизм. Калужская застава (Площадь Гагарина)
Отличительные черты стиля, напомним: ансамблевая застройка улиц и площадей; синтез архитектуры, скульптуры и живописи; разработка традиций русского классицизма (которому в архитектуре свойственны «симметрично-осевые композиции» и «регулярная система планировки городов»); использование архитектурных ордеров; барельефы с геральдическими композициями и изображениями трудящихся; использование мрамора, бронзы, ценных пород дерева и лепнины в оформлении общественных интерьеров. Многое из этого мы узнаём в кварталах и домах Юго-запада.
Когда Красные Дома ещё заселялись – в 1954 году – в советской архитектуре начался коренной переворот: преодоление так называемых «архитектурных излишеств» (а с ним, на самом деле, – радикальное изменение восприятия пространства).
В конце 1954-го ЦК КПСС и Совет Министров СССР созвали так называемое Совещание по строительству («Всесоюзное совещание строителей, архитекторов и работников промышленности строительных материалов, строительного и дорожного машиностроения, проектных и научно-исследовательских организаций»), «на котором были подвергнуты резкой критике недостатки в области строительства и особенно в области архитектуры и архитектурной науки» («недостатки» - читай, избытки: излишества). И 4 ноября 1955 года ЦК КПСС и Совета Министров приняли постановление, в котором провозгласили «борьбу с эстетским формализмом за всестороннее понимание архитектуры». Именно эта дата считается официальным концом сталинского ампира. На смену ему отныне приходит - и длится уже до конца советской власти - «функциональная типовая советская архитектура» .
Но поздно: наши дома уже стояли.
Вообще, архитектурная мысль, на наше счастье, обнаружила известную инерционность – в окрестных домах, строившихся во второй половине пятидесятых (Ленинский, 70 и 72; Ломоносовский, 18) – мы ещё явно видим отблески средиземноморской архитектуры, итальянских палаццо.
Конец всему этому был положен только 3-м Всесоюзным совещанием по строительству, состоявшимся в апреле 1958 года. До этого наши окрестности успели в основных своих чертах сложиться.
Сразу же после дома №18 по Ломоносовскому проспекту (1957) были возведены дома № 23 по Ломоносовскому и №9 по Университетскому проспекту. В основе всех этих домов - один и тот же проект, но отделка каждого последующего из них всё проще и проще.
Очень долго оставалась незастроенной часть нечетной стороны Ломоносовского проспекта между метро «Университет» и Мичуринским проспектом, напротив МГУ. Для нас, росших в семидесятые, это было дикое неизведанное пространство, кусок хаоса среди городского ясного космоса, волновавший, пугавший, притягивавший. Переходивщий проспект Вернадского на Ту Сторону попадал в другой мир, почти терял ориентиры. Мы гуляли там с собаками и сами по себе, замирая от дерзости собственного воображения. Самое надёжное было – топтаться по кромке проспекта Вернадского, не углубляясь, - но хотелось же углубиться. До самого 2002 года здесь проходила железнодорожная ветка от Киевской железной дороги, созданная во время строительства МГУ. Здесь был бетонный завод и дальше, вглубь от проспекта, - гаражи, ангары... Романтика.
И лишь с 2003 года началась застройка проспекта между проспектами Мичуринским и Вернадского. Стал расти жилой квартал «Шуваловский», появились новые корпуса МГУ, в 2005-м появилось новое здание университетской библиотеки. Несколькими годами позже появился громадный торговый центр «Ашан» (вначале – «Рамстор») – «Капитолий». Пространство оформилось, повзрослело, стало чужим и незнакомым.
Мы, конечно, освоим его и таким. Скорее всего, привыкнем к нему; а то, как знать, вдруг и подружимся с ним. Но тогда-то и стало ясно, что детство кончилось. И, может быть, хотя верится в это уже совсем с трудом, - даже навсегда.
На The Village появилась новая рубрика «Дом, в котором», где, в отличие от «Где ты живешь» и «Где ты работаешь», мы будем рассказывать не об известных всем открыточных домах, а о незаметных зданиях Москвы с интересной судьбой и архитектурой.
В октябре 2017 года дом № 14 в Старокирочном переулке, где до революции находился приют для престарелых женщин, перекрасили из желтого в черный. Постройка сразу стала новой достопримечательностью Басманного района. Не только благодаря свойственному скорее Голландии или Германии цвету, но и из-за самоорганизации местных жителей, отказавшихся от покраски дома в нехарактерный для него исторически желтый цвет. The Village узнал, с какими трудностями столкнулись жильцы при перекраске дома, что по этому поводу думают москвоведы и как на новый цвет отреагировали соседи и чиновники.
Жилой дом в Старокирочном переулке
Архитектор: неизвестен
Адрес: Старокирочный переулок, 14
Постройка: 1910 год
Высота: 4 этажа
Количество квартир: 6
Стиль: эклектика / кирпичный стиль
История дома
Четырехэтажное краснокирпичное здание построили в 1910 году. До революции оно было включено в комплекс построек в Старокирочном переулке, получившем свое название от располагавшейся там до пожара 1812 года лютеранской кирхи. Этим комплексом управляло Московское городское попечительство о бедных. В Старокирочном переулке, согласно справочнику «Вся Москва» за 1917 год, располагались столовая для бедных и Дом призрения (приют) для престарелых женщин. В инженерном плане Москвы 1937 года на этом участке изображены два кирпичных здания - двухэтажное и четырехэтажное. Вероятнее всего, в четырехэтажном здании был приют, так как он предполагал большое количество людей, а в двухэтажном - столовая. Сам комплекс в то время был окружен десятком одно- или двухэтажных частных домов.
После революции приют стал жилым домом с коммуналками. В 60-е годы все исторические особняки вокруг здания снесли для строительства трех хрущевок. Впрочем, с одной стороны от дома сохранился Лефортовский дворец, с другой - пусть и скрытый за заборами «Российских космических систем», единственный дошедший до нашего времени памятник петровской Немецкой слободы - дом Анны Монс XVII века.
Перекраска дома
По словам одной из жительниц дома, здание сохраняло свой первоначальный вид - фасад из красного кирпича без штукатурки - до 60-х годов. Затем его перекрасили в желтый цвет - и в таком виде дом простоял до 2017 года. «В 2008 году, за год до нашего переезда, дом признали ветхим и должны были снести, все нас этим пугали», - рассказывает работавшая с Норманом Фостером архитектор Тамара Карасева, которая вместе со своим мужем Павлом Кравченко инициировала перекраску дома. Для того чтобы избежать сноса здания, другой житель дома, бывший районный муниципальный депутат Евгений Павлов, предложил провести ремонт дома. В итоге здание отремонтировли и вернули в жилой фонд, а позже провели еще один ремонт - капитальный, который начали делать осенью 2017 года.
По словам Карасевой, жильцы хотели привести дом к изначальному виду, очистив его до кирпича при помощи пескоструйной обработки, «но, как выяснилось, это колоссальные деньги». Для этого нужно не только заплатить рабочим и арендовать специальное оборудование, но и полностью закрыть дом защитным коробом. В противном случае все окрестности покрываются кирпичной пылью. Однако уже после начала капитального ремонта жильцы выяснили, что в него входит и покраска фасада. «Как-то раз мы выходим из дома и встречаем парня-прораба, такого Эдика, - вспоминает Карасева. - Он выбирал цвет. Мы его спрашиваем: „А что, можно покрасить в свой цвет?“ Он говорит: „Ну, в общем-то, да. Проведите собрание собственников, и, если никто не будет против, покрасим в ваш цвет“».
Супруги решили, что это будет «голландская история, потому что мы, во-первых, любим Европу, а во-вторых, - в качестве протеста против желтого цвета». Прораб был не против. «Мы распечатали картинки Амстердама, сфоткали наш дом, в „Фотошопе“ обозначили белым оконные портики. Через месяц провели собрание собственников - всем понравилось». Карасева утверждает, что «они только потом осознали, какой мы выбрали цвет и что вообще происходит. Кто смог - подписал, и мы, радостно потирая ручки, пошли отдавать это прорабу. Получилось немножко темнее, но все равно красиво».
Тамара Карасева
жительница дома, архитектор
Дом покрасили за два дня. И тут началась соседская буча. У нас есть дворовый чат в WhatsApp, где обсуждают шлагбаумы, кто чью машину поцарапал, кто не там припарковался и должен уехать до утра и так далее. Вот там они и начали писать «О-о-о, какой-то дом Дракулы!», местные бабушки стали набрасываться на меня, мол, черный цвет может плохо повлиять на детскую психику. В «Москва. Детали » были комментарии: «Боже мой, какой кошмар, как я буду смотреть сюда, мне страшно, вы не представляете, я-то смотрю на это каждый день!» Потом во «ВКонтакте» эта девушка, которая оказалась жительницей соседней хрущевки, написала мне: «Может, вы подскажете, как бы и нам дом перекрасить?»
Высота потолков
3,2 метра
Санузел
совмещенный
Площадь четырехкомнатной квартиры
60 квадратных метров
Стоимость четырехкомнатной квартиры
14 миллионов рублей
Нас в принципе не любят, потому что у нас в квартире кирпичные стены, спрашивают: «А что у вас такое? Это не офис?» То есть у людей такое узкое сознание, что они не могут представить, что может быть так. Приходят соседи, говорят, какая красивая квартира. А ведь любая квартира в этом доме может быть такой. Просто надо приложить усилия.
На следующий день после перекраски нам разбили окно в машине. Кто-то связывает это с тем, что люди, которые здесь живут годами, решили отомстить тем, кто приехал сюда десять лет назад. Такой обряд инициации. Потом соседка, живущая наверху, сказала: «Да ладно, что вы, красиво же», - а бабушки, которые кричали «ужас, ужас», теперь водят сюда экскурсии, показать, что такой вот домик у нас есть. Привыкли.
После перекраски дома у жильцов также начались проблемы с чиновниками, которые сочли ее незаконной. Собрание собственников, на котором обсуждался этот вопрос, власти признали нелегитимным. «Как оказалось, это нужно сделать по определенному сценарию, недостаточно просто собраться и написать требования», - рассказала Карасева. По ее словам, сначала нужно было уведомить управляющую компанию о том, почему нужно перекрасить дом. Затем провести собрание жильцов, причем в соответствии с регламентом: предварительно письменно уведомив их о предстоящем собрании, записав протокол и отправив все эти документы чиновникам. «Если все за, то можно красить. Плюс у каждого района есть свой колористический паспорт, и, я думаю, что серого там нет точно», - говорит Карасева.
Она добавляет, что этот вопрос уже обсуждали жилищные конторы и штаб по капремонту Москвы: «Это прецедент - оказалось, что жители могут просто взять и покрасить свой дом в любой цвет». «Сейчас установилось подозрительное затишье, кажется, что в любой момент может кто-нибудь еще прийти. Так что все это еще в процессе», - заключает Карасева.
The Village также попросил рассказать о доме автора паблика «Москва. Детали» Дениса Бычкова, который